Как оказалось быть мертвым было скучно, никаких действий, никакой ответственности, никакой борьбы внутри себя за правильные решения. Только тишина и покой! И Скотту это не нравилось. Было бы приятней слышать окрики команды, полагаться на собственные силы, не доверять никому, кто не входит в круг свих. Было бы привычно проверять своих, а не плыть в темноте и тишине в никуда.
Он помнил Джин, рыжие волосы, зеленые глаза, стремительно набегающая паника, снятый визор. Он помнил ощущение от нее, нестерпимый жар, который прокрадывался куда-то внутрь, и разъедал там что-то важное, нужное. Он помнил ее поцелуй и как стремительно он терял силы, которые нужны были, чтобы ее оттолкнуть. Он вообще многое помнил, Ороро, и ее мягкий томный голос, который привносил толику уверенности тогда, когда он сам терял ее. Логана, раздражающего коротышку, который всегда знал лучше и не любил думать.
Он помнил их всех, он был ими всеми. Практически каждого можно было ощутить внутри себя, сейчас. Практически каждого из тех, что были мертвы.
Почему-то Скотту казалось, что они именно мертвы. Без возможности выжить, без возможности говорить с кем-то, кто не является им. Это внутреннее ощущение могущества не покидало его какое-то время, даря покой и наслаждение, сравнимое с нестерпимой болью.
Он не сразу понял, что все это время горел. Что пламя вокруг него потрескивало, жило своей жизнью, вытягивало ее из него самого. Он не сразу сообразил, что могущество здесь не его, не у него, не для него, он всего лишь топливо, один из тысячи, один из миллионов. Он всего лишь дерево, из которого сделают пепел, когда придет время.
И Скотт кричал, срывая в крике голос. Кричал от боли, которая бушевала внутри, кричал от желания разорвать пламя голыми руками. Он загибался тысячи раз, пламенел снова, умирал и воскрешал сам себя. Он был богом и был пеплом под ногами этого бога.
Он проснулся никем.
- Ваше имя сэр?
- Что?
Он забыл, как говорить, забыл, как его зовут, забыл, почему нельзя открывать глаза. Он забыл самого себя, пытаясь укрыться подальше, пытаясь уйти от ощущения пламени на коже, пытаясь искоренить в себе любовь к Джин Грей, забыть ее.
- Как вас зовут, сэр?
Вежливый голос ввинчивался куда-то под кожу, разжигал погасший пожар снова и снова и Скотт не мог его удержать. Не мог прекратить думать об этом.
- Скотт.
Имя получилось выдавить из себя, практически насильно, практически в пустоте. Он провалился в забытье почти сразу, как пришел в себя, он провалился в этот потрескивающий костер, но знал, что завтра он очнется снова. Что завтра будет еще один виток пыток и так бесконечно, пока он не совладает с собой.
Почему-то он так и не открыл глаза, память мышц?