Marvelbreak |
Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.
Вы здесь » Marvelbreak » Альтернатива » [Dark Reign] Bring me the head of prince charming
|
Bring me the head of prince charming |
||
|
ВРЕМЯ |
МЕСТО |
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ |
[AVA]https://forumstatic.ru/files/0017/90/c0/33138.gif[/AVA]
... Начальник стражи все так же, в молчании, коленопреклоненный стоял, склонив голову. Наверное, даже у него, побывавшего в многих походах, носившего на себе следы многих сотен и тысяч битв, должны были затечь, а то и вовсе окаменеть руки и ноги. Асам не привычно стоять неподвижно, их горделивому нраву противен вид рабской покорности; достоинство, впитанное с кончика копья с молоком многочисленных матерей, делает их спины негибкими для поклонов.
Тор Одинсон, Всеотец, знал это. Но медлил. Не произносил ни звука, в молчании глядя на преклоненного перед ним человека.
Они были одни в тронном зале, окруженные темнотой, что рассеивалась только светом больших пылающих чаш, да светом солнца, лившимся из большого окна позади трона. Задумывалось ли это как средство защиты, или как символ того, что Всеотцы - единственное солнце для своего народа, никто сейчас не мог бы сказать. Тора это устраивало, как и то, что, ослепленный им, никто не мог поднять глаз и взглянуть своему царю прямо в лицо, в то время как он видел всех, и ловил на опущенных лицах даже малейшие тени.
О, брат мой, сколь многому я научился за эти годы!
Да, они были одни, потому что то, о чем шла беседа, не предназначено было для самых доверенных ушей.
- Твой пленник... ведет себя тихо?
Лицо капитана энхериев напряглось: он ждал этого вопроса, но все-таки надеялся избежать его. За бытность его во дворце уже случалось, чтобы в темнице содержались пленники царских кровей; но некогда это был предатель и изменник, имени которого не называли как шепотом,- а еще ранее сам Один Всеотец, и правление его брата звалось не иначе, как "временем ужаса". Не эти ли годы с каждым днем все ярче вставали в памяти?
Но тсссс... об этом нельзя даже думать.
- Твой...- он на мгновенье запнулся и поспешно поправился, ниже склоняя лицо, чтобы как-то укрыться.- Мой пленник не заявляет жалоб. Он не пытается сопротивляться или бежать.
- Что же он делает?- от Громовержца все эти гримасы не ускользнули, и он с усмешкой откинулся на спинку трона, как человек, расположенный к долгой беседе.
- Он?- начальник стражи удивленно приподнял брови.- Он держится в одиночку. Не разговаривает с другими заключенными. Он читает. Он... кажется, молится. Если тебе нужен почасовой доклад, о царь, я прикажу...
- Нет, зачем же,- теперь уже лицо Тора переменилось, сделавшись мрачным, как грозовое облако. Держится особняком, много читает, молчит... Некогда он знал принца, что проводил в бездельи свои часы, заточенный в темнице. И чем все закончилось?
О, если бы ему судьба судила быть пойманным в клетку? Он грыз бы свои решетки и цепи, бросался на стены, разбил бы голову, но не в силах был бы вынести неподвижности и уходящей жизни, не знал бы, куда девать те силы, что бушевали в сильной юной плоти. Возможно, он сошел бы с ума, и жалким отшельником кончил жизнь. Но они - они другие. Смирение точно не его добродетель.
Он снова взглянул на собеседника, пытаясь понять, ухватить ускользающую мысль, которая не давала сегодня весь день покоя. Как пойманная змейка, она то стекала сквозь пальцы, то норовила ужалить, стоило лишь попытаться смириться, забыв ее. Он усмехнулся. Совсем как пропавший брат. И связана она была прямиком с ним. Не только из-за сходства. Что-то еще не давало ему покоя при воспоминании о том, как Локи, запертый в подземельях дворца, смотрел на него из-за сияющих решеток. Локи, которому волей матери первым был вручен Гунгнир. Локи, который и сейчас мог бы сидеть на троне, а потом передать его своим потомкам, опередив его, старшего брата.
Как некогда Один.
Вот оно!
Громовержец вздрогнул, почувствовав, что ускользающее вдруг замерло у него в руках, словно вспышкой, осветив темные коридоры мыслей ярким пламенем. Он понял, что не давало ему покоя, что лишало сна с того самого дня, как безымянный пленник был водворен под охраной в самую глубокую камеру дворцового подземелья.
- Что ж. ступай,- жестом позволяя энхерию, наконец, выпрямиться, приказал он, милостиво, но пугающе усмехаясь.- Ступай и неси свою службу. И прикажи прислать сюда Деву войны. Скажи, что я жду ее. Ступай.
[nick]Thor the Allfather[/nick][status]царь Асгарда[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/800-15.1542493802.png[/icon]
... И дни потянулись. И полны были морока, дурмана, сладострастного яда, что не могла с себя сбить Валькирия. Сначала не могла, как и не пыталась, затем уже задумывалось, а так ли это надо? Ведь эта тень - госпожи ее, той, что вернула ей родину, призвание, признание и имя обелила. Кому она была.. обязана? И лишь в мимолетные секунды, когда в глубоком сне просыпалось ее закопанное под бытовым и повседневным то жаркое, то истинное Я, что воспевалось на поле брани да не побоялось дать отпор решению Одина, Отца-Вседержителя, тогда лишь Брун вспоминала - нужно оказать сопротивление, нужно бороться с захватчиком ее мыслей и помыслов, ее сознания, ее личности. Но стоило лишь распахнуть глаза, как с остатками сна испарялась решимость и память, свое, искреннее решение, пропадало как легкая туманная утренняя дымка, оставляя горькое послевкусие капельками росы на травинках.
Воля была Госпожи. Воля была Господина. Брунгильда была копьем и мечом Царя и Царицы Асгарда. Она преклонила колено перед Тором Всеотцом, воссевшим на престол своего отца, лишний раз доказав, что он достоин всех почестей, почтения и власти. И глядя на его силу и мощь все сознание, скованное темными путами, хоть и весьма тонко и неощутимо, горело лишь желанием верно и беззаветно служить Вседержителю. Все попытки остановиться, вздохнуть полной грудью знакомый и забытый одновременно воздух пресекал дурман, дабы не показать, как изменилось все. И вспышки осознания, что владычество становится темным, удушающим, тонули в пучине черной, топкой власти.
Неся свою службу, Валькирия проходила обходом дозорных, принимая доклады об обстановке и сверяя, что воины отвечали всем текущим правилам асгардской армии. Громовержец лично отдавал приказы о наказании, проверял, как проходили муштру его воины, как постигали и улучшали военное искусство. Новобранцы стирали ноги и руки в кровь, ведь требовалось в кратчайшие сроки достичь совершенства, которое раз за разом ускользало от них, изменяясь и усложняясь под гнетом новых требований.
За этим занятием и застал ее Начальник стражи.
- Чего тебе? - бросила она через плечо, даже не глядя и лишь по шагам определяя, кто замер у нее за спиной.
- Всеотец повелел послать за тобой. Требует... Немедля...
Брун лишь сверила тяжелым взглядом несчастных новобранцев, что пытались вытянуться еще прямее пред ее глазами, забывая о дыхании. И, сжалившись, она отвернулась, позволяя им хоть чуточку расслабиться, кивнула невольному гонцу и направилась в сторону тронного зала, пересекая все расстояние широкими, волевыми, но в тоже время бесшумными шагами.
Остановилась дева лишь перед высокими и тяжелыми вратами в зал. Бросила короткий взгляд на стражей, и те безмолвно распахнули створки пред ней, раскрывая ее глазам воистину прекрасные чертоги с сводами, уходящими ввысь. Она прошла вперед, дождалась, пока двери за ней вновь захлопнутся и лишь после этого припала на одно колено, склонив в почтении голову, отчего коса, словно только этого и желая, выбилась из под шлема, куда ее собирала воительница, и тяжелой лианой свалилась по плечу и груди вниз.
- Мой царь... - поприветствовала Громовержца Брун, с почтением ожидая приказаний.
Благородный правитель, к которому обратилась дева, к ее появлению уже сошел с золотого трона, и теперь молча следил, как рубиново-красная струйка, журча, наполняет тяжелый кубок, скрывая искусную гравировку на самом его дне. Один такой сосуд, уже полный, стоял на высоком столике; невозмутимый слуга, невозмутимостью и одеянием походивший на изваяние из бронзы и дерева, выполнил свои обязанности, и с поклоном исчез за дверью.
Только тогда Громовержец повернулся к склоненной женщине.
- Приветствую тебя, Брунгильда, дева битв,- с улыбкой взяв в руку чашу и поднося ее к губам, проговорил он. Если бы некий свидетель, присутствовавший при беседе с посланцем и виночерпием, продолжал бы веси счет царским словам и теперь, он бы заметил, как изменился и тон царя асов, и даже сам звук его голоса. Сейчас в нем звучала давно забытая теплота, и даже некоторое лукавство.
- Я звал тебя, чтоб поговорить о деле, но сейчас... сейчас мне подумалось: почему не распить по чаше вина с той, с кем прожил половину жизни, вместе или порознь, в разлуке или бок-о-бок, так или иначе. Возьми... это старое доброе вино, оставшееся еще со времен юности Одина. Или... если боишься, как многие, можем смешать вино в наших чашах, или же я возьму твою,- рассмеялся он, и на миг в голосе проскользнула звенящая нота.
Предвосхищая согласие, царь водхватил второй кубок и, подойдя к воительнице, подал ей питье - точно тем же движением, каким некогда юный, беспечный принц разливал по бездонным кружкам своих собутыльников пенный духмяный эль.
- Да, верно,- словно из воздуха выхватив мысль, что приемный зал - не лучшее место для дружеских посиделок, он кивком указал на закрытую дверь; распахнув ее, владыка и его спутница очутились на но открывавшейся во двор каменной террасе, той самой, по которой еще детьми, так любили бегать наперегонки сыновья Одина, за что им регулярно влетало. Сама терраса была погружена во мрак, но зато с нее открывался вид на залитые ярким дневным солнцем постройки дворца и внутренний дворик.
За века, прошедшие с момента постройки здания, это место, включая и каменные парапеты, и колонны, и даже скамьи, вытесанные из песчаника, изрядно было изглодано неумолимым временем - но, отдав столько сил на преумножение блеска и роскоши внешних покоев, Тор не нашел в себе силы тронуть это наследие лучших времен.
Чужим попадать сюда не полагалось.
Не говоря ничего, лишь через плечо вопросительно поглядывая на призванную (то ли проверяя, что она следует за ним, то ли желая увидеть трепет на ее лице), Громовержец уселся на перила, прихлебывая из кубка.
- Иногда хочется туда вернуться, да?- спросил он, ёрзая, чтоб удобней устроиться и откидывая назад голову тем самым жестом, каким юный принц поправлял прославленные золотые кудри. Сейчас волосы царя были коротко острижены.
Сделав глоток, он кивнул на корявые ветви яблонь и пояснил.
- В детство. В те времена, когда мы были молоды и полны сил.
[nick]Thor the Allfather[/nick][status]царь Асгарда[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/800-15.1542493802.png[/icon]
Дева так и не подняла головы, пока ее не окликнули, поэтому оставалось лишь настороженно прислушиваться к шагам, шорохам и характерному звуку жидкости по сосуду, который сопровождался явственно-винным ароматом. Брун не придавала этому значению, просто собирала информацию об окружении как и пристало опытному войну. К тому же в зале присутствовал не только Громовержец, но и виночерпий, а посему Валькирия не могла позволить себе нарушить субординацию. Не в это время и не при слугах. Для всех она - копье и меч своего господина и опора своей госпожи.
Лишь дождавшись, когда Всеотец окликнет ее, она подняла голову, бросив почтительный взгляд на господина, и поднялась на ноги, параллельно отмечая, что слуга покинул залу, скрывшись за небольшой дверью, за которой начинался коридор до кухни.
- Мой царь... - с почтением поприветствовала дева Тора, сопроводив слова коротким неглубоким поклоном, что было разрешено ее положению.
Дальше нужды в ее словах не было, а посему она вся навострилась в слух, ожидая приказаний, которые сразу же не последовали. Лишь предложение испить вина из царских запасов, что было древнее и господина, и воительницы, на что Валькирия посмела лишь удивленно приподнять бровь, да и только. Пить на службе? Хоть и от кубка вина истинному асгардскому войну не будет ничего, но это прямое нарушение устава. Однако царю не отказывают, а предложение смешать содержимое посудин и вовсе вызвало в груди Валькирии праведное негодование:
- Из ваших рук, мой государь, я приму и яд, если на то будет воля господина аль госпожи моей! - с какой-то возможно излишней поспешностью воскликнула Брунгильда, взяв в руки предложенный кубок.
И мысленно одернув себя за горячность, проявленную столь не к месту, она покорно проследовала в указанную дверь, выйдя прочь из чертогов, но оказавшись в месте более сокровенном, недоступное обычным асгардцам. Но лишь взглянув на каменную кладку, столь заботливо выложенную, но безжалостно потрепанную временем, дева почувствовала, как больно екнуло в груди, под сияющим доспехом сердце, что помолодело и постарело враз от воспоминаний и гнета прожитых лет. А еще и благодарностью за честь, что удостоил ее повелитель, показав сие место, что так не походило на внешнее ослепительное убранство, но каким запомнила в свое время Асгард Брунгильда, пока не отправилась в изгнание.
-Да, господин. Тогда все было... Проще и понятней, - позволила и себе разоткровенничаться дева, все еще оставаясь пред Всеотцом на ногах, не смея присесть рядом.
Лицо царя, на котором следы морщин почти изгладились при взгляде на деву битв, вновь омрачилось. Он угрюмо уткнулся в свой кубок, втянув вино с такой силой, что оно залило усы и попало даже в широкие ноздри. Громовержец фыркнул, закашлялся, мотая головой и утирая лицо, пока рубиновая влага стекала по подбородку и капала на грудь. Те, кто знал сына Одина в то самое тогда, могли ожидать, что сейчас он одарит глядящую на него деву своей обаятельной улыбкой, встряхнет золотыми кудрями, подмигнет,- и все станет, как тогда, в эти мелькнувшие и улетевшие, затерявшиеся, как лепестки яблонь, дни молодости.
Он, и правда, усмехнулся - но тут же отвел глаза.
- Мы были... детьми.
Он мог бы добавить, что то прошлое, тот светлый мир, в котором мужали все те, кто был или звался детьми Всеотца Одина, был лишь ширмой, позолоченной маской, прикрывавшей струпья и язвы, изуродовавшие плоть царства асгардского. Что эти язвы прорвались отпадением, а потом предательством Локи, изгнанием Тюра, а теперь - вот теперь! - тем, что против царя, против воли и блага Асгарда пошел его младший брат. Тот, кого, как было теперь понятно, Бёрсон наметил в себе в преемники. Не сразу, не вдруг, но после того, как Тор укрепит и ценой своей жизни исправит ошибки и замыслы Всеотца.
Локи напрасно мнил себя пешкой, зря звал себя тенью за троном. Настоящей разменной фигурой в этой сложно и долгой игре был не он.
Но Громовержец не сказал этого. Прежде всего потому, что планам Одина не суждено было сбыться. Надежда, что златоволосый принц просто так отдаст власть, за которую пролил так много своей и чужой крови, была глупой. О, Тор постиг многое из сокровенных замыслов отца, что пронизали мир, как корни Иггдрасиля.
Только сейчас, вкусив всю полноту власти, понял он смысл древнего, почти утратившего смысл восклицания, что сотни раз повторял бездумно: тёмные Всеотцы.
- Да, мы были детьми. А отец мой, Один, был великим царем, что делал все для народа асов... какова бы ни была цена. Один он нес это бремя, и не желал его делить ни с кем,- произнеся эти слова, больше похожие на речь возле погребального костра, Тор сделал еще глоток. А потом выплеснул оставшееся вино прямо в траву, изумрудным ковром окаймлявшую внутренний дворик.
Пристальные грозовые глаза блеснули на собеседницу.
- Стоят ли счастья и процветания всего народа страдания одного человека, царя?
[nick]Thor the Allfather[/nick][status]царь Асгарда[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/800-15.1542493802.png[/icon]
Слова Валькирии вызвали неожиданную для нее реакцию, девица даже подалась было вперед, в порыве похлопать Тора по спине или сделать хоть что-то - мало ли, к каким последствиям приведет попавшее не в то горло вино. Эта была бы слишком бесславная смерть, тем более для Всеотца, но вовремя остановилась, решив, что подобное действие могло бы быть воспринято превратно. Лишь поджала губы, почувствовав на себе короткий горький взгляд.
- Время как вода, мой царь. Зато ее течением ты здесь, и ты - это ты. И горечь - плата за опыт - эту цену мы принесли все, - все же наплевав на субординацию и запрет, Брун прижала к губам край кубка, сделав жадный глоток. Вино действительно было прекрасным, но в данном разговоре и в данной ситуации вкус ушел, и осталось ощущение горечи отвара полыни. Отвратительное ощущение. Особенно теперь, когда кажется, что каждый день она не может проснуться и является марионеткой, не помня об этом и только смутно осознавая.
Воцарилась тишина. Оба собеседника погрузились в раздумья, свои ощущения, воспоминания, каждый в свои, разделяя лишь тяжесть на своих плечах, что была такой разной, но такой схожей одновременно. Из этого длительного заплыва Брун вынырнула дабы набрать воздуха и подняв взгляд на Тора, лишь когда он прервал натянутое молчание и спросил ее.
- Счастье одного ради счастья многих? - светловолосая задумалась. Вопрос был не из легких, но под чем Валькирия могла подписаться, что он был задан не ради праздных философских рассуждений, отчего девица почувствовала себя словно на минном поле. В какую сторону сделать шаг? Сделает она его - не щелкнет ли детонатор под ногой? И требуется ли действительно ее ответ?
- Смотря кто этот человек. Свою жизнь я бы принесла ради счастья многих. Но счастье любимого я бы не поставила против счастья остальных, и пусть бы весь мир ополчился против меня. Но я - простой асгардец, мой царь, и вряд ли стоит слушать меня, плохой тебе я советчик.
Казалось Громовержец ждал этих слов. Да и как не ждать их от той, что служила асгардскому трону, готова была, как и все, отдать за него собственную жизнь. Вот только... готова ли она для того, что приготовил ей царь и владыка на сей раз?
Годы правления изменили, почти сокрушили прежнего Тора. Иногда он отказывался признаться в этом, иногда - видел с отчаянной ясностью. Ранее доверчивый, он стал скрытным, некогда беспечный - познал, что значит быть осмотрительным. Нет, ему все еще далеко было, как до звезд, до провиденья Одина, до мудрости матери, или даже до хитрости младшего брата; но шаг за шагом, как человек, что несет в гору груз, Громовержец выучился смотреть взором темных Всеотцов в души людей, чтоб взять от них то, что они готовы отдать.
Без угрызений совести.
Без жалости.
К другим - и к себе самому.
Может быть, он и лгал себе, говоря, что готов, как Один, ответить за всю проливавшуюся по его вине кровь, за всех убитых и изгнанных, за тех, кто пропали в чужой земле. За то, что он отстранил от трона, а затем и вовсе выдворил из высоких чертогов верных друзей, чтобы не делать их свидетелями своего уродства; за то, что готов был, если потребуется, принести и жертву родного брата; за то, наконец, что оттолкнул никогда ему не лгавшую, никогда его не предававшую леди Сиф.
И вот теперь... За то, что собирался свазать и сделать с этой верной душой.
- Если я скажу тебе, что есть прямая угроза Асгарду, есть сила, которая может разрушить, положить конец всему миру, всем Девяти мирам, и призвать на наши головы, на головы всех невинных людей - смерть и страдания... что ты сделаешь?- повернувшись к женщине, сверля ее темными, как грозовое небо глазами, спросил он напрямик. Или - не договорив.
Усмехнулся.
- Прости. Я и не сомневался, что дочь асов, любимое дитя Одина сделает все, что потребуется для спасения, нашего и всего живущего. Я спрошу: сделаешь ли ты это, если ради того придется убить невинных, придется умертвить царскую кровь и царских детей?
[nick]Thor the Allfather[/nick][status]царь Асгарда[/status][icon]http://ipic.su/img/img7/fs/800-15.1542493802.png[/icon]
Вы здесь » Marvelbreak » Альтернатива » [Dark Reign] Bring me the head of prince charming
Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно
